Деревня Туюзи делилась на три части: собственно Туюзи, Аудио (Autio) и Алискала. На карте «Inkeri. Suomalaiset seurakunnat ja kylat», составленной J. Mustonen в 1925 году, Tujusi, Autio и Aliskala указаны как отдельные деревни. Но и Туюзи, и Аудио, и Алискала – все это было как бы одно село.
На карте «Окрестности С-тъ Петербурга» (Большая Энциклопедия, т. 17, с. 54–55, 1904. Изд. «Просвещение», Спб) указаны деревни Туюзи и Туюзи-Авдия, но деревня Алискала не показана.
Деревня Туюзи основана выходцами из Финляндии. Согласно преданию, первыми приехали Сарелайнены (Saarelaiset) и обосновались на том месте, где сейчас Аудио. Это рассказала моей жене Миле (я в это время был в больнице) приезжавшая к нам Хильма Давыдова (Кярзя). Она дочь двоюродной сестры моей мамы, Марии Андреевны Кярзя. Девичья фамилия у нее, как и у моей мамы Сипретти. Отцы моей мамы и Марии – Адам и Антти были братьями. Согласно рассказу Хильмы Давыдовой, переселялись в основном из двух районов Финляндии Ayrдpдд и Savo.
В статье А.Сакса «Финны в Ленинградской области», напечатанной в газете «Невская заря» от 30.08.1989 г. сказано: «В конце XVI века, а особенно с начала XVII, после того, как земли, расположенные южнее Финского залива, были по условиям Столбовского мира (1617 год) переданы шведам, и за которыми закрепилось название Ингерманландия, сюда в массовом порядке стали переселяться крестьяне из соседних провинций восточной Финляндии и Карелии, положившие начало ингерманландским или ленинградским финнам. 1656 году взрослого финского населения насчитывалось уже 11.190 человек» и далее: «Новое финское население стало быстро расти по численности. Определенные налоговые льготы стимулировали этот рост. Однако, был еще один источник пополнения населения. Так, в одном из шведских указов XVII века за браконьерскую охоту в королевских лесах полагалась смертная казнь или высылка в Ингерманландию».
Особую известность получила деревня Туюзи после второй мировой войны. Она находилась в ближайшем соседстве от рубежа Ораниенбаумского плацдарма. В книге «Ораниенбаумский Плацдарм» (Лениздат, 1971, стр. 25) приведена схема плацдарма, на которой отмечена деревня Аудио. Здесь сказано следующее:
«Деревни Агакули и Туюзи стали в полном смысле маленьким Верденом нашей обороны. Бои за эти населенные пункты были настолько ожесточенными, что от деревень не осталось и следа» (стр. 78.). На карте, о которой речь шла ранее, деревня Агакули пишется по-фински как Ahokyla, и расположена она ближе к Петергофу. Подробно о боях в районе деревень Туюзи и Агакули написано в книге Г.Г.Полякова «Морской батальон», Лениздат, 1985 г.
После 1930 года на территории всех этих трех деревень был организован колхоз «Войма» (Voima). В деревне Туюзи располагались правление колхоза, начальная (четырехклассная ) школа, в которой до 1938 года преподавание велось на финском языке, а также молочно- товарная ферма, свинарник, конюшня.
В Аудио была пожарная часть и кузница. Точнее сказать, они находились между Туюзи и Аудио, ближе все-таки к Аудио. У меня есть старая фотография, на обороте которой я, трехлетний, стою на лестнице нашего дома. На обратной стороне написано, что фотография сделана в собственной деревне Аудио. Наш дом был совсем недалеко и от правления, и от фермы, по дороге Петергоф – Гостилицы. Колхозный клуб располагался немного в отдалении, в противоположном конце деревни, ближе к Алискала.
Внутри деревни было несколько прудов. Один из них, небольшой, был на территории, принадлежавшей ранее нашему дому. Второй, побольше, располагался примерно посередине Аудио. В этом пруду мы обычно купались. И третий пруд находился на участке, принадлежащем моему дедушке по матери. Около бывших наших прудов были построены бани. Позднее, когда папин брат, дядя Матвей, женился, из нашей бани для его семьи сделали избу. Отец построил нам новую баню, которая была ближе к дому. Еще один большой пруд был между Туюзи и Аудио, недалеко от школы, расположенный ближе к пожарной станция, при пожарах из этого пруда обычно брали воду. Все бани в нашей деревне обычно строились около прудов-озерцов.
Сейчас на месте правления стоит памятник – танк, обозначающий границу Ораниенбаумского рубежа. Примерно в двух километрах к югу от танка поставлен памятник курсантам и офицерам ВМХУВМФ (Военно-морское хозяйственное училище военно-морского флота). От деревни не сохранились даже фундаменты домов. Во время последней нашей поездки туда с моим братом Суло, летом 1979 года, мы увидели, что там, где была школа, поставлен небольшой щит с надписью: «Здесь стояла деревня Туюзи. Во время второй мировой войны 1941–1945 уничтожена фашистами». Мы, два финских мальчика, родившиеся в этой деревне, сфотографировались возле этого щита.
Когда же мы были с ним в нашей деревне ранее, летом 1956 года, мы еще видели сохранившиеся фундаменты домов. Я тогда был молодым инженером, а Суло только окончил Иркутский геологический институт. Мы с братом посидели на фундаменте нашего дома, выпили бутылку вина. Затем написали записку про наш дом, про себя, вложили в бутылку и зарыли в фундаменте. Где теперь эта бутылка?
Я и раньше бывал на месте нашего пепелища еще в августе 1947 года вместе с Иваном Адамовичем Сарелайненом, мужем тети Оли, сестры мамы. Тогда еще отчетливо были видны следы войны.
В те же далекие времена, о которых я вспоминаю, в нашей деревне жили только финны. Русской речи не было слышно совсем. Только рядом с нами в недостроенном доме жила смешанная пара. У них был мальчик, который как я помню, прямо на моих глазах попал под машину и сразу же умер. Я отчетливо видел его разбитый череп и выпавшие мозги. Я был в шоке, но это трагическое событие не остановило меня, и впоследствии на этом же шоссе я вел себя крайне неразумно, как и все мальчишки нашего села, цеплялся крюком за машины и несся за ними на коньках. Однажды же я возле школы съехал на лыжах с горки на дорогу прямо под копыта лошади, впряженной в легкие сани. Ничего, отделался только легкими ушибами.
Хотя недалеко и проходила высоковольтная линия, в те времена электричества в деревне не было. Все время обещали провести ветку к нам, но так и не успели... Как мне помнится, в те времена по шоссе еще не ходил автобус до Петергофа. В город добирались пешком или в кузове попутных грузовиков.
В колхозе тракторов и автомашин не было. Однако, в последние перед войной годы, помню, на уборке зерна работал прицепной комбайн. Но этот комбайн, а также использовавшаяся иногда молотилка, приводимая в движение от трактора, были получены колхозом во временное пользование.
Дом наш, который достался по наследству моему отцу, был у шоссе, ведущего в Петергоф. Поставил его еще дед. Дом стоял высоко, на добротном каменном фундаменте, и поэтому вход в него был высоко по лестнице. Под полом был хороший погреб, туда спускались по лестнице из кухни. Погреб был такой просторный, что взрослый человек мог там стоять во весь рост. Здесь хранили картофель, капусту и другие овощи, но морковь на зиму на возвышенном, сухом месте закапывали в песок. Рассказывали, что при деде в подвале был еще и магазинчик и в него вела дверь со стороны шоссе. Но я этого не помню, так как после пожара этот выход уже был закрыт.
Пожар я помню плохо, хорошо запомнил лишь, как разбирали потом бревна и в углу дома, между самым нижним бревном и фундаментом, нашли деньги - ассигнации и мелочь. При пожаре сгорела только жилая часть дома. По-видимому, это было в 33–35 годы, так как я еще помню подвешенную в старом доме люльку Суло. В новом доме люльки уже не было. С сожалением вспоминаю, что вместе с домом сгорел также и бабушкин ткацкий станок. Я хорошо помню бабушку за этим станком, когда она ткала коврики и половики из узких полосок ткани.
Когда дом отстраивали заново, мы жили в бане. Помню, что в это время с нами жила еще и сестра отца тетя Лена. Скоро она вышла замуж, и уехала жить к мужу. Дом восстановили быстро. Отец купил новый, недавно построенный в нашей деревне, в районе Алискала, сруб. Я смутно помню, как его ставили. Мне кажется, что печь при пожаре не пострадала.
Опишу коротко «новый дом». Жилая часть состояла из двух комнат – гостиной, которая одновременно была и детской, и спальни родителей. В кухне была печь типа русской, с лежанкой наверху, но спереди была пристроена обычная плита. Дверь из сеней вела на стеклянную веранду. Из сеней также можно было спуститься по лестнице на крытый двор. Другая лестница вела на чердак дома. На кухне, в гостиной и в спальне родителей были окна.
Крытый двор с двух сторон имел высокие ворота так, чтобы можно было свободно въехать и выехать, не разворачивая телегу. Сено хранилось наверху, под самой крышей двора. Внутри крытого двора располагались также уборная, конюшня, помещения для овец, свиней, кур, кладовка и хлев для коровы с теленком. Неподалеку от веранды был колодец, чуть подальше – баня. С другой стороны двора, немного в отдалении – ледник, в котором хранили мясо, молоко и другие продукты. Весной ледник плотно забивался льдом, и затем все лето исполнял роль холодильника. Постройки были спланированы очень удобно, для того, чтобы не затруднять жизнь ненужными, мелкими неудобствами.
Все пространство перед домом, от дороги до колодца, было засажено деревьями, для меня это было время, «когда деревья были большими». На одном дереве, ближе к веранде, был установлен скворечник, в котором каждый год жили скворцы. Под крышами усадьбы было много ласточкиных гнезд. Название деревьев также не помню, но мне кажется, что это были не фруктовые деревья. У нас был довольно большой участок, занимавший всю территорию от дороги, которая вела в Аудио. Но при деде участок был больше, и озерко, и все пространство за ним было нашим. Потом, по-видимому, мы лишились части участка. На приусадебном участке выращивали все, что надо было для жизни. Было много кустов крыжовника, и еще какие-то кустарники, был даже небольшой покос.
Однако, уже в колхозные времена капусту, например, не выращивали, а получали ее осенью на трудодни. Как мне помнится, это было уже после ареста отца, то есть в период с лета 1938 года до сентября 1941 года.